Мастер
русской реалистической школы живописи
Иван Куликов — заветное имя отечественной
культуры. Достойнейший ученик Ильи
Ефимовича Репина, воспитанник прославленной
Академии художеств, он был воистину
народным художником.
Родился
Иван Семенович Куликов 1(13) апреля 1875
года в Муроме, одном из древнейших
городов России. Своей родине, русской
национальной теме был верен всем сердцем
и преданно служил Отечеству до конца
своих дней.
Лучшие
работы посвятил сокровенным родникам
народной жизни — крестьянскому быту.
Известен историческими полотнами,
портретами своих современников. С 1915
года Иван Куликов заслуженно носит
почетное звание — академик живописи.
В первые
послереволюционные годы он организовал
в Муроме рисовальную школу, а вокруг
своей мастерской объединил муромских
художников, стал устраивать выставки,
растил творческую молодежь.
Куликов
— основатель Муромского краеведческого
музея, куда передал многие свои
произведения, коллекцию предметов
русского декоративно-прикладного
искусства.
Окончательно
обосновавшись в Муроме, не порывал
творческих связей с Петроградом и
Москвой, с друзьями-единомышленниками.
Участвовал в столичных и питерских
выставках, экспонировался в городах
России и за границей.
Сближение
этих двух современников — Ивана Куликова
и Александра Грина — видится естественным
и закономерным. Оба — из российской
глубинки, оба шли к своему призванию
всей страстью мощного духовного порыва.
Они обладали и похожей внешней
сдержанностью, и удивительной цельностью
натуры. Беззаветное служение искусству,
творчеству было для обоих главным
смыслом жизни.
Их соединяла
настоящая глубинная нежность к Прекрасному
— в человеке, в хрупком земном космосе.
Несмотря на то,
что после революционных событий Куликов
ушел с головой в современный бушующий
и рождающийся заново мир: писал
физкультурниц и девушек "в красных
косынках", "комсомол в деревне",
портреты передовых рабочих, ударников
труда, — он, конечно же, продолжал писать
свои пейзажи и тончайшие натюрморты.
Весь колоссальный диапазон жизни — и
новых ее событий, и явлений вечных —
был в сердце, просился выразить себя,
запечатлеть, остаться в памяти потомков.
Александру Грину
— как литератору — для изображения и
вечного, и нового требовался условный
язык притчи, сказки, иносказания, иногда
— фантастический ракурс мира. Только
так он мог показать человека "в
свободном полете", передать свое
предчувствие гибельных поворотов в
развитии человеческой природы. Или
показать чудодейственность свершения
высокой мечты, вселенскую нерасторжимость
любящих сердец.
В 1927 году, в
Первой выставке Общества художников
им. И.Е.Репина (Москва) приняло участие
около 100 ведущих художников России.
Среди них — Иван Куликов. Вероятно, к
этому времени и относится знакомство
Ивана Семеновича с Александром Грином.
И останавливались в Москве А.С.Грин с
женой Ниной Николаевной в том же месте,
что и Куликов — общежитии Дома ученых,
на Кропоткинской набережной, 5 (где,
можно предположить, и произошло
знакомство).
Первое упоминание
об этом — дарственная надпись на сборнике
рассказов А.С.Грина "По закону"
(М., "Мол. гвардия", 1927) — "На добрую
память И.С.Куликову при совместном
путешествии из Москвы в Невские страны.
А.С.Грин. 22 мая 1927 г. П<етер>б<ург>.
Известно, что
именно так, по-мальчишески мечтательно,
— Невские страны — Грин называл город
своей творческой молодости —
Петербург-Петроград. Конечно, и для
Куликова этот город был чрезвычайно
дорог как драгоценное место художнического
ученичества и становления мастерства.
В своих
воспоминаниях, описывая обстановку их
феодосийской квартиры на улице Галерейной,
Н.Н.Грин упоминает о портретах работы
Куликова (выполненных, вероятно, в том
же общежитии Дома ученых; к сожалению,
не сохранившихся — предположительно,
исчезнувших в годы Великой Отечественной
войны).
"…Стены всех
комнат были голы. Только в комнате А.С.
(Александра Степановича. — А.Н.)
висел мой портрет работы Куликова, а в
спальне — портрет А.С., его же работы.
<…>
В 1927 году, когда А.С. пригревал этого
самого Куликова, — мы тогда тратили
первые полученные деньги от изд<ательст>ва
"Мысль", купившего Собр<ание>
соч<инений>
А.С., и считали себя будущими богачами,
— то, расставаясь с нами, Куликов
предложил А.С. купить 4 этюда прудов,
заросших деревьями и камышами. Этюды
нам не понравились, хотя и напоминали
любимое Токсово (дачное место в 40 км от
Петрограда, ныне — поселок в Ленинградской
области. — А.Н.),
но отказаться А.С. постеснялся. Говорит:
“Понимаешь, Нинуша, он здорово нуждается.
В долг ему просить неловко, отдать-то
ему все равно нечем, а милостыни не
хочет. Придется купить”.
Привезя их домой
в Феодосию, решили хоть ими прикрыть
большую голую стену столовой".
Судьба
этих «непонравившихся» этюдов
И.С.Куликова тоже нам не известна.
В конце мая 1927
года супруги Грин отправились из
Ленинграда в Кисловодск; 28 мая со станции
Лозовая А.С.Грин пишет Куликову в Москву,
в общежитие Дома ученых: "…Спасибо
за наши портреты тысячу раз. Приезжайте
в Феодосию, как мы предлагали, к нам.
Нам, видимо, предстоит еще свидеться,
т.к. Вы не подписали этюды. Верно? Всего
хорошего. А. и Н. Грин".
Получив весточку,
Иван Семенович 31 мая отправляет письмо
в Кисловодск, до востребования:
"Здравствуйте, дорогие Александр
Степанович и Нина Николаевна! Горячий
привет Вам из шумной Москвы! Открытку
Вашу от 28-V-27
я получил. Как Вы доехали? Как себя
чувствуете? Мысль побывать в Крыму и
увидеть Вас — меня не оставляет. Москва
все более и более кажется мне нестерпимой,
и я готовлюсь к отъезду. Запасаю краски,
бумагу, кисти и пр<очие>
принадлежности. <…>"
В начале июня
Н.Н.Грин пишет своей матери Ольге
Алексеевне Мироновой в Феодосию,
предупреждая ее: "Если в Феодосии к
тебе явится человек, пожилой, по имени
Иван Семенович Куликов, не пугайся его.
Его пригласил Саша пожить у нас до нашего
приезда. Это тот художник, который нас
рисовал, и у которого мы купили несколько
этюдов. Он очень милый, застенчивый и
неизбалованный человек, — деликатный.
Устрой его, мамочка, пожалуйста, в Сашиной
комнате, поставь одну из наших кроватей".
В этого же время
в письме Куликову Нина Николаевна Грин
пишет об их обустройстве в Кисловодске,
приглашает в Феодосию. Обращается с
просьбой похлопотать в изд-ве "Молодая
гвардия" о деньгах для Грина, обещает
перевести деньги жене Куликова, как
только получат сами.
Тон ответного
письма художника (уже из Мурома) не может
не взволновать: за скупыми благодарными
строчками — боль, беспокойство
совестливого человека за свое материальное
неблагополучие (ведь на нем, постоянно
погруженном в творчество, лежала вся
ответственность за содержание семьи —
жены и дочери, обихаживание самого
муромского дома: его отопление, заготовка
дров и прочее).
Муром, 29-VI-27
Многоуважаемый
Александр Степанович!
Очень Вас
благодарю за присланные деньги 35 р. Но
я у вас в долгу. Мне кажется, за билеты,
за автомобили и проч. Сейчас пока я без
денег. Госиздат не платит. Сижу в Муроме
и увлечен работой. Пишу Вам подробное
письмо. Кланяюсь Н.Н.
Остаюсь
Ваш Куликов.
Грин отвечает
теплым дружеским письмом — из Феодосии
— в конце июля.
Драгоценный
Иван Семенович!
Ваше письмо
мы получили с большим опозданием, так
как его переслали из Кисловодска, сначала
хорошо поспавши на почте, — около месяца.
Относительно
группы "В" напишите в Ц.К.У.Б.У.
(Центральная комиссия по улучшению быта
ученых.—
А.Н.). Я сам ничего не знаю
об этом.
Я малость
прихварываю — поймал малярию и ем хину.
"Ешьте геркулес!" А Н.Н. так поправилась
в Кисловодске, что потеряла 41 фунт и
стала непохожа на свой портрет, который
всем очень нравится. Сердце ее очень
укрепилось. В сентябре мы будем в Москве.
Потом — в П<етер>б<урге>.
В Муроме в этом году не побудем; благодарим.
На будущий год — может быть, даже очень
может быть. Гуляя по окрестностям Крыма,
мы с женой часто говорим: жаль, что нет
И<вана>
С<еменовича>!
Ведь он стал бы писать то и это. Относительно
получения денег от Госиздата — обратитесь
к Халатову, председателю К.У.Б.У. Он глава
Госиздата. Мигом деньги получите!
Надеюсь
встретиться с Вами в Москве. Что-нибудь
станем выдумывать.
Ваши
Грины.
В конце августа
Грины едут в Москву, хлопотать о выходе
Собрания сочинений в издательстве
"Мысль". Куликов пишет Гринам уже
в столицу — 5 сентября: "…Письмо из
Феодосии (заказное) я получил. Но
запаздываю с ответом, т.к. была очень
срочная работа. Сейчас пишу очень большую
картину в 10 кв. арш<ин>.
Давно уже встаю утром в 4–5 час. и целыми
днями стою у холста. Прекратились мои
путешествия по окрестностям Мурома.
Одна из моих мастерских, в которой я
сейчас работаю, окнами обращена в сад,
и я как прихожу утром, то прежде всего
открываю окна и наслаждаюсь свежим
воздухом. <…>
Если будете в Муроме, как Вы думаете, в
будущем году, чему мы будем очень рады,
то, наверное, этот домик понравится Вам
— с окнами в сад, и Вы будете в нем обитать
совершенно отдельно от всех. <…>
В этом сезоне
очень хотелось бы мне устроить свою
выставку в Акад<емии>
художеств, и я подготавливаю свои вещи.
Но в мечтах все-таки — Париж и Италия
<…>".
На это письмо
12 сентября отвечает Нина Николаевна
коротенькой открыткой из Москвы,
сообщает, что через неделю-полторы едут
в Питер, спрашивает: "Не увидим ли Вас
в Москве? <…>"
14 сентября
следует ответ Ивана Семеновича:
"Многоуважаемый
Александр
Степанович! Конечно, очень хотелось бы
увидеться с Вами хотя бы в Питере. Только
что написал письмо в Госиздат, чтобы
наконец прислали мне деньги, чтобы иметь
в виду поездку, как получаю от Вас
открытку уже из Москвы.
Я заволновался
и хотел бы попросить Вас очень зайти в
Госиздат к Лазаревскому и очень
попросить выслать деньги
75 р. Потом пишу в Питер Вольфсон<у>,
оне обещали заказать портреты и просили
напомнить. Когда Вы их увидите, то
спросите, как оне — не изменили ли своего
намерения иметь еще портреты. Было бы
очень хорошо поехать с определенной
целью скорее. <…>
P.S. Извините, что небрежно
написал, очень торопился и волновался".
Сразу же — ответ
Нины Николаевны, 15 сентября, открыткой:
"Еще вчера, до Вашего письма, А.С. ходил
в ГИЗ и Лазар<евский>.
клятвенно уверил, что они вышлют Вам
деньги в субботу 17 сент<ября>.
Они, видите ли, забыли. В Питере мы
пробудем дней 10, надо будет из Вольфсона
деньги выколачивать. Рады будем видеть
Вас. <…>"
Уже из Ленинграда
— 4 окт<ября>
— Нина Николаевна — Куликову: "Теперь
мы в Питере. Начали войну с Вольфсоном
за деньги. <…>
Не обижайтесь, что я пишу вместо А.С., но
он все время болеет и устает, т.к. с
температурой приходиться ходить. У него
малярия. Если Вам что-либо в Питере нужно
сделать — черкните нам — сделаем. И
вообще пишите. Жаль, что не увидимся
нынче…".
Наконец, теплое
поздравительное письмо художнику — от
Грина — 25 января 1928 года: "Дорогой
Иван Семенович! Я и Н.Н. сердечно
поздр<авляем>
Вас с Рожд<еством>
Христ<овым>
и Нов<ым>
годом. Пишите Ваши прекрасные картины
с тем же успехом, как всегда, будьте
здоровы и благополучны!
Наша зима довольно
суровая для юга, и мы топим все печи.
Землетрясения больше нет. Я оканчиваю
роман "Обвеваемый холм" (конечное
название романа — "Джесси и Моргиана".
— А.Н.) и скоро
пришлю Вам своих книг штук 6. В Питере
будем мы в апреле с.г. Привет! Ваши
А.С.Грины".
И вот — благодарное
письмо из Мурома 28 марта: "Дорогой
А.С.! Ваши 6 книг я получил сегодня, и шлем
скорее благодарность Вам за них. Я их
получил в тот момент, когда я был за
приготовлением своих вещей для
Москов<ской>
выставки картин, имеющей быть в ЦЕКУБУ
от 15 апр. и по 15 мая с.г. <…>
Мы очень гордимся
полученным подарком! Сегодня было у нас
много знакомых, и мы хвастались Вашими
книгами. Очень благодарен за автограф.
<…>
Надеюсь, до скорого свидания! Преданный
и благодарный Вам И.Куликов".
Следующая и
последняя известная нам весточка: в
Муром — из Феодосии. Грин — Куликову
(21 января 1929 г.): "Благодарю Вас за
поздравление и сам поздравляю Вас с
Новым годом. Живем тихо, никого не видим.
Зима теплая. Пишу новый роман и играю
на бильярде. <…>"
Александра Грина
не стало 8 июля 1932 года, на 52-м году его
многотрудной и замечательной жизни.
Последние годы писателя, как известно,
были самые трагические: безденежье,
голод, тяжелейшая болезнь. И все-таки,
были и счастливые минуты творческой
радости: работа над неоконченным романом
"Недотрога", получение авторских
экземпляров последней книги —
"Автобиографическая повесть".
Последний месяц в Старом Крыму прошел
в уютном и "солнечном
домике",
первом собственном владении Грина,
рядом с любимой женщиной, разделявшей
с ним самую драгоценную радость —
сокровенную внутреннюю жизнь…
Художник Иван
Куликов тоже рано подорвал здоровье
напряженным трудом, постоянными
житейскими заботами. Он ушел 15 декабря
1941 года, в 66 лет.
Его поездка в
Крым так и не сбылась. Не смог и Александр
Грин побывать в Муроме, на родине Ивана
Куликова. Домик "с окнами в сад" не
дождался писателя, который знал и любил
Россию, прошел по многим ее дорогам. Это
единое крымско-русское пространство,
которое составляло реальное жизненное
поле Грина, так же, как крымские мечты
художника Куликова, певца заповедной
России, — волнуют
тем, что эти встречи-приезды как бы и
состоялись — на тонком духовном плане.
За полгода до
своей кончины, 3 июня, Иван Семенович
отвечает на письмо Н.Н.Грин, в котором
она сообщает, что собирается сделать
музей Александра Степановича в
мемориальном домике в Старом Крыму.
Многоуважаемая
Нина Николаевна!
<…>
То, о чем Вы просите, т.е. о каких-либо
подсобных рисунках к портрету Александра
Степановича — их у меня нет, и я их не
делал. Я вспоминаю, как А.С. упорно не
желал поддаваться моему гипнозу, чтобы
портрет именно не удавался, и был доволен,
что так и случилось. Ему нужно было
достигнуть, чтобы выйти из-под воли
художника, и сделать я ничего с ним не
смог.
Я без
улыбки не могу вспомнить этот эпизод.
Другое
дело было с Вашим портретом. Как он
старался содействовать успеху в этой
работе и радовался, что портрет удался
и нравился жене.
В то
время, я припоминаю, жил с нами изв<естный>
скульптор Н.Аронсон из Парижа и делал
мне некоторые указания в тонкостях
выполнения женского лица. Он мастер
замечательный в этом отношении.
В моих
воспоминаниях Александр Степанович
занимает самое светлое место. Я храню
его книги с автографами и порой мы все:
я, жена и дочь очень увлекаемся чтением
их.
Какие
чудесные замки, по которым автор водит
читателя, какие люди, с которыми он
знакомит и какие страны, где плавают
его корабли, все так интересно и
сказочно!.. да, сказка человечеству
нужна. <…>
Это
замечательно, что Вы создаете такой
уголок памяти замечательного писателя
русского.
Я читал
в газетах, что архив А.С. поступил в
Госуд<арственный>
Литер<атурный>
музей. Все это сохранится. Все это ценно
очень для нашей литературы. <…>
Остаюсь
душевно преданный Вам И.Куликов.
Так соединило
время двух неповторимых художников.
Отмеченных глубокой внутренней музыкой
своих творческих образов, особой
элегантностью стиля и высокой печалью
поэзии, всегда запрятанной в мудром
сердце, знающем, что есть красота.
Использованные
источники
1. Грин Н.Н.
Воспоминания об Александре Грине:
Мемуарные очерки. Дневниковые записи.
Письма. — Феодосия; М.: Издат. дом
"Коктебель", 2005.
2. Беспалов
Н.А. И.С.Куликов. — М.: Изобразительное
искусство, 1990.
3. Российский
государственный архив литературы и
искусства (Москва). Ф. 127. Оп. 1.
4. Российская
национальная библиотека (С.-Петербург).
Ф. 404. Оп. 65.