научный сотрудник Феодосийского музея Александра Грина
Изменить размер букв текста
&
&
&
Среди огромного разнообразия
ярких имен, связанных с историей и
культурой восточного Крыма, Александр
Грин и Максимилиан Волошин – наиболее
яркие и самобытные фигуры. Судьбе было
угодно, чтобы они поселились рядом, и
логичен вопрос: как складывались их
отношения?
Эти отношения нельзя определить однозначно. Волошин и Грин были слишком разными по внутреннему складу людьми. Но их взаимный интерес несомненен, и это подтверждают различные документальные источники: воспоминания, письма. Они фиксируют множество фактов. В результате их расположения в хронологическом порядке в виде последовательного повествования создается цельная картина, которая не только помогает глубже понять суть характеров Волошина и Грина, этих выдающихся художников XX века, но и почувствовать своеобразие и драматизм эпохи, в которую им выпало жить и творить.
20 февраля 1924 г.
Волошин с женой отправляются в долгожданное путешествие. Пять лет поэт не покидал Крыма; в Москве и Петрограде не был почти семь лет! Как-то встретят его столицы?.. <…> В Москве остановился у своего летнего гостя – начальника Ярославского вокзала Феликса Кравца. Квартира его находилась прямо в здании вокзала на Каланчевке. <…> Несколько дней Волошины приходят в себя, а затем начинается «людоворот». Все больше друзей и знакомых узнавало о появлении поэта: приглашения для чтения стихов, бесед, встреч посыпались со всех сторон. (7 – 366, 367)
6 апреля 1924 г. В Петрограде, куда Волошины прибыли 6 апреля, <…> встречи продолжались. <…> Жили Волошины в самом центре: на Невском, в доме 59. Приютил их давний знакомый Марии Степановны Карл Иванович Бернгардт, бывший фабрикант роялей. <…> В первый вечер, уже за полночь, Волошин все сидел у окна, смотрел на затихающий Невский. (7 – 371)
Между 13 и 16 апреля 1924 г. произошла первая встреча М. Волошина и А. Грина. Подробности этой встречи описаны Ниной Николаевной Грин, женой писателя.
«Ранней весной 1924 года, когда нами уже было решено переехать в Крым, Александр Степанович как-то говорит: Приехал из Феодосии крымский поэт Волошин, схожу-ка к нему узнать, каковы тамошние условия жизни. … Пошел Грин к Волошину, вернулся он от него обескураженный: Встретил меня, – рассказывает, – какой-то нелепый дядька, ломака, этакий рыжекудрый и толстомясый с хитрыми купецкими глазами. На мой вопрос о стоимости продуктов с презрительной миной ответил, что не знает, он-де этим не интересуется. Поэт, видишь, так ему не до молока. Ну а Феодосией запугивает: Там, мол, до сих пор людей режут, котлеты делают, не советую вам туда переезжать – опасно. А вот километрах в десяти есть около Феодосии деревенька Дальние Камыши – там неплохо, дико, поэтично. Советую туда». (5 – 55)
6 мая 1924 г. Грин с семьей уехал в Феодосию. (1 – 44)
10-е мая 1924 года. Н.Н. Грин вспоминала:
«Ранним утром подъезжаем к Феодосии. С поезда, идущего вдоль морского берега, красиво открывается бухта. Приятно первое впечатление от небольшого городка, взбегающего белыми домиками на окружающие голубую бухту невысокие холмы. Вокзал невелик, изящен, не казенного бездарного стиля, полукруглый портал его в колоннах. Пряно пахнет морем и цветущими белыми акациями. Звонко, не по-северному, звучат в светлом воздухе голоса. Мы на юге, навсегда. Мы переехали в Феодосию и не пожалели: было в ней тогда девственно хорошо, живописно и дешево, без обилия курортников, впоследствии изменившего лицо города». (5 – 56)
Без даты. И далее в ее же воспоминаниях: «С Волошиным, не памятуя зла, но имея чувство осторожности, мы познакомились ближе, бывали у него в Коктебеле. Он же, приезжая в Феодосию, всегда был нашим гостем. … Когда мы ездили в Коктебель, где раздетость мужчин и женщин доходила до крайности, Александр Степанович особенно подтягивался в строгости своей и моей одежды. Мы с ним почти всегда были единственными одетыми людьми, кроме разве художника Богаевского, также весьма щепетильно относившегося к беспорядку в одежде. Нам нравилось видеть гримасы или скрытый в глазах смех раздетых гостей Макса Волошина при виде нас, сугубо городских, провинциальных, даже в чулках, подумайте! Александр Степанович не любил модных тогда платьев до колена. Мне хотелось, чтобы моя одежда ему нравилась, и я носила платья чуть ниже половины голени. Это вызывало женский смех и недоуменные вопросы: «Зачем у вас такие длинные платья, ведь так не носят, не модно!» И еще большее недоумение на мой ответ: «Так нравится Александру Степановичу, он не любит коротких платьев». (5 – 57)
13 июня 7 июля 1925 года. Состоялось знакомство Грина с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым во время его пребывания в Коктебеле. В воспоминаниях Елены Сергеевны Белозерской-Булгаковой читаем:
«Как-то Максимилиан Александрович подошел к Михаилу Афанасьевичу и сказал, что с ним хочет познакомиться писатель Александр Грин, живший тогда в Феодосии, и появится в Коктебеле он в такой-то день. И вот пришел бронзово-загорелый, немолодой уже человек в белом кителе, в белой фуражке, похожий на капитана большого речного парохода. Глаза у него были темные, невеселые, похожие на глаза Маяковского, да и тяжелыми чертами лица напоминал он поэта. С ним пришла очень привлекательная вальяжная русая женщина в светлом кружевном шарфе. Грин представил ее как жену. Разговор, насколько я помню, не очень-то клеился. Я заметила за Михаилом Афанасьевичем ясно проступавшую в те времена черту: он значительно легче и свободней чувствовал себя в беседе с женщинами. Я с любопытством разглядывала загорелого «капитана» и думала: вот истинно нет пророка в своем отечестве. Передо мной писатель-колдун, творчество которого напоено ароматом далеких фантастических стран. Явление вообще в нашей оседлой литературе заманчивое и редкое, а истинного признания и удачи ему в те годы не было. Мы пошли проводить эту пару. Они уходили рано, так как шли пешком. На прощание Александр Степанович улыбнулся своей хорошей улыбкой и пригласил к себе в гости: «Мы вас вкусными пирогами угостим! … Но так мы и уехали, не повидав вторично Грина (о чем жалею до сих пор)». (2)
27 января 1926 г. Волошин в очередной раз посетил Грина. Подробности – в воспоминаниях Н.Грин: «Однажды Максимилиан Волошин завоевал наши сердца следующим эпизодом. Были мы знакомы года два. … Придя к нам в гости, после славного обеда, он предложил Александру Степановичу послушать его стихи. Грин, сам поэт божьей милостью, не любил читать посторонним свои произведения. Не любил поэтов, стремящихся возможно большему количеству людей прочесть наибольшее количество своих стихов, и обычно жестко ограничивал время чтения. Так он сказал и Волошину: Послушаю, Максимилиан Александрович, с удовольствием, но не более получаса. Я даже смутилась от такой его категоричности. Волошин начал читать, не смутясь его словами. Читал хорошо, не ломался, не выкрикивал. Прочел несколько стихотворений и закончил Россией. Прочтя ее до конца, неожиданно расплакался, взволнованный своими стихами. Мы оба также взволновались, но не стихами, а его волнением, и стал он нам сразу мил, как родной. Нашлось в его практичной душе, полной тщеславных желаний, прикрытых внешней опрощенностью, сатиричностью и блеском живого ума, желавшего всегда главенствовать, это слабое простое место, такое человечное – проникновенной любви к своему поэтическому слову. Ни Александр Степанович, ни я не увидели тогда в этом чувств человека, жившего за границей и тосковавшего по родной стране. (5 – 57)
С 1 по 16 марта 1926 г. Волошин находился в Феодосии на лечении у стоматолога. За это время дважды навестил Грина.
2 марта 1926 г. Волошин посетил Грина, о чем сообщил в письме Марье Степановне 3 марта1926 г.: «Вчера был у Гринов». (7 – 404)
10 марта 1926 г. Волошин вновь общался с Грином, что подтверждает его письмо жене от 11 марта 1926 г.: «День просидел с Грином». (7 – 404)
Без даты. Елизавета Лазаревна Сапожникова, соседка Грина по квартире в Феодосии, на ул. Галерейная, 8, вспоминала: «К Гринам почти никто не ходил. Несколько раз видела, как приезжал Максимилиан Волошин. Однажды он пришел и принес большой букет цветов. Грины встретили его шумно и радостно». (5 – 239)
Без даты. Н.Н. Грин писала в воспоминаниях: «Большой лакомка и гурман был Максимилиан Волошин. И каждый раз, бывая у нас, он говорил матери, смакуя ее приготовления, что лучше он и в Париже не едал. Это в его устах была высшая похвала». (5 – 67)
30 апреля 1926 г. Грин писал Волошину из Москвы: «Дорогой Максимилиан Александрович! Я очень прошу Вас, прошу очень, не сможете ли Вы предоставить нынче, сроком на 1 месяц, угол у себя на даче писателю Дмитрию Ивановичу Шепеленко. … Он одинок, 30 лет, не курит, не пьет, вегетарианец, хорошо воспитан и деликатен. Он не здоров, у него сердце не в порядке, и он очень беден, т<ак> ч<то> Вы совершили бы истинное благодеяние. Деньгами на 1 месяц и проездом взад-вперед он обеспечен. Я могу поручиться за него во всех отношениях. … Мы в Ц.К.Б.У. (Пречистинская наб. д.5) и приедем домой к концу Пасхальной недели. Москва сплошной ремингтон, и так надоела, что взоры наши всегда обращены к Югу, и только туда. Сердечный привет Вам и Марии Степановне. Вересаев работает над Пушкиным; некоторые места поразительны. Ваш А.С. Грин». (6 – 43)
Июль 1926 г. Грин встретился и сфотографировался в Коктебеле с писателем Сигизмундом Доминиковичем Кржижановским, который гостил в Доме Волошина с18 июня по14 августа 1926 г. (11)
8 ноября 1927 г. Грин писал Волошину из Феодосии: «Дорогой Максимилиан Александрович! Будьте добры, сообщите московский адрес проф<ессора> Розанова Матвея Никаноровича. Я его потерял, а ему надо послать книги. Когда будете в городе, милости прошу, зайдите, мы недавно приехали. Привет Марии Степановне. Ваш А.С. Грин». (6 – 43)
23 августа 1928 г. В этот день в Коктебеле был Грин. Повесив около музыкальной комнаты самодельную мишень, он пристреливал духовой пистолет. (9 – 395)
Около 29 августа 1928 г. В Доме поэта состоялся конкурс баллад, тема которого была задана Волошиным строчкой «Не остывал аэролит…». Подробности описаны Еленой Альбертовной Белявской, которая приводит воспоминания женщины по имени Вероника, впоследствии погибшей во время Великой Отечественной войны.
«С Грином я познакомилась на даче Волошина в Коктебеле. Он протянул руку лопаткой, даже не взглянув на меня. Во мне не было ничего примечательного, а застенчивость мешала первой начать разговор. Это молчание для него было привычным, а для меня мучительным. Каждая складка на лице этого человека говорила о тяжелом прошлом и о том, что его личный мир закрыт для всех. … В этот день Максимилиан к вечеру предложил поэтам написать балладу. Судьба победителя решалась большинством голосов. На этом вечере в доме Волошина собралось около ста восьмидесяти человек. Победителем конкурса оказалась поэтесса, у которой в том же году вышла первая книга стихов (имеется в виду Нина Леонтьевна Манухина-Шенгели. Л.В.). Ее приветствовали аплодисментами. … Не аплодировала только красивая девушка в очках. Она, … всхлипывая, бросала фразы: У нее есть книги, деньги, семья!.. … Девушку вывели в сад. А все завистливые люди никогда не бывают счастливыми, повернувшись в мою сторону, тихо сказал Грин. Потом, помолчав, спросил: Почему вы не участвуете в конкурсе? Я ничего не пишу. Я умею только слушать. Хорошее качество! Он ласково улыбнулся, и улыбка сразу преобразила его усталое и мрачное лицо. Грин, наверное, не был честолюбивым и не стремился выделяться. Он всегда был самим собой, порой грубоватым, порой удивительно вежливым». (3)
До 4 сентября1928 г. Грин писал из Феодосии в Москву юристу Союза писателей Николаю Васильевичу Крутикову: «Дорогой Николай Васильевич! … Желаю хорошо отдохнуть. Мы будем Вас ждать в Феодосию, а затем поедем в Коктебель к М.Волошину, попьем и вина, само собой». (12)
15 августа 1929 г. Грин находился в Коктебеле. Волошин записал под его диктовку шутливое стихотворение «Птичка Божия не знает».
Птичка Божия не знает Ни заботы, ни труда, А куда она летает? Вот вопрос… да… да. (10)
15 августа 1929 г. Поэт и журналист Марк Аркадьевич Тарловский написал шутливое стихотворение «Пиявный сон в Коктебеле», где упоминается Грин и пересказываются расхожие легенды о нем.
Ты довольно в пиве плавал, Ты замешан в мокром деле, Спи, диавол, спи, пиавол, В доброй Максовой постели… (9 – 436)
Без даты. Поэт Всеволод Александрович Рождественский, бывший частым гостем в Коктебеле, вспоминал: «У Волошина всегда бывало много летних гостей – писателей, художников, музыкантов. Александр Степанович не прижился в их среде. И здесь он казался грубоватым, а порою и излишне резким. Я видел, как он один бродил по берегу залива, изредка подбирал тот или иной заинтересовавший его камешек и тотчас же бросал его в море. Так он ни с кем и не завязал разговора и к вечеру собрался домой». (6 – 41)
19 апреля 1930 г. Грин писал Волошину из Феодосии:
«Дорогой Максимилиан Александрович! Как Вы знаете, я плохой советчик по части стихов. Тов. Денисов обратился ко мне, как к опытному лицу, а я не знаю. Может быть, Вы поговорите с ним? Я же беру на себя смелость посоветовать ему побывать у Вас. Когда к нам заглянете? Привет Марье Степановне! Привет Вам! Ваш А.С. Грин». (6 – 43)
Лето 1930 г. Одно из посещений Грином Коктебеля описала в своих воспоминаниях художница Наталья Тихоновна Сорокина, бывшая в то время подростком:
«Он имел особенность внезапно появляться и так же внезапно исчезать. И в наши игры вступал так, как будто всегда играл: мы его совершенно не стеснялись. Когда он шел в Лягушачью бухту, в Сердоликовую, к Воротам – мы за ним увязывались, – и в его рассказах все вокруг преображалось: отвесные скалы над нами, заросли у их подножья, таинственный подводный мир… Как он знал рыб, зверей! Только нельзя было болтать, он не любил разговоров». (6 – 41)
22 апреля 1931 года. Грин пришел в Коктебель из Старого Крыма в гости к Волошину, ночевал у него. (9 – 488)
27 апреля 1931 г. Волошин в письме Казимиру Мечиславовичу Добраницкому сообщил о визите Грина, не называя его имени:
«Литературу его за общее его направление недолюбливаю, но нахожу в ней иногда совсем неожиданную тонкость и деликатность образа. Он начал свою беседу контр революционными речами … Много говорил об общих знакомых … Темы его разговоров сводились к тому, как тот или этот подлизывается или подыгрывается … Я иногда не выдерживал и начинал на него кричать. Тогда он съеживался и робким голосом говорил: Я же Ваш гость… на гостей нельзя кричать. Марию Степановну он заставил три раза подряд ставить самовар: Я хочу крепкого чаю и горячего. Я живу только нервами. Мне их надо все время взвинчивать. Он остался у нас ночевать». (7 – 483)
Без даты. В ответ на нападки Марии Степановны на Грина Волошин вступался за него: «Маруся, как можно! Грин рафинированный, Грин-романтик очень много внес в русскую литературу. В человеке много противоречий…» (4 – 140)
29 апреля 1931г. Грин писал в Москву писателю Ивану Алексеевичу Новикову из Старого Крыма: «…На днях я затеял пройти пешком в Коктебель. Я шел через Амеретскую долину, диким и живописным путем, но есть что-то недоброе, злое в здешних горах, – отравленная, пустынная красота. Я вышел на многоверстное сухое болото; под растрескавшейся почвой кричали лягушки; тропа шла вдоль глубокого каньона с отвесными стенами. Духи гор показывались то в виде камня странной формы, то деревом, то рисунком тропы. Назад я вернулся по шоссе, сделав 31 версту. Очень устал и понял, что я больше не путешественник, по крайней мере – один; без моего дома нет мне жизни. Дом и мир! Все вместе или – ничего». (13)
21 августа 1931 г. Грин писал Волошину в поезде по пути из Москвы в Феодосию:
«Здравствуйте, дорогая Мария Степановна и Максимилиан Александрович! Будьте добры отнестись к моей просьбе положительно: податель сего, инженер Дмитрий Аркадьевич Стефанов, едет в Коктебель на 1 месяц. Укажите ему, пожалуйста, где и как скорее найти удобную недорогую комнату, а м. б., Вы временно и приютите его? Я возвращаюсь из Москвы, где был 6 дней. Если придется вскоре быть в Коктебеле, расскажу преинтересные вещи. Пишу в вагоне, на ходу. Ваш А.Грин». (8 – 249)
23 августа 1931 г. Последнее письмо Грина Волошину из Старого Крыма:
«Дорогие Мария Степановна и Максимилиан Александрович! Благодарю Вас за содействие, оказанное Стефанову. Это письмо передаст Вам моя сестра, Катерина Степановна Маловечкина, приехавшая с Дальнего Востока посмотреть на Крым и меня. Сегодня она с детьми, по соблазну моих разговоров, хотят собирать камушки; все же я прошу показать им Вашу отличную коллекцию фернампиксов. Они вечером уедут обратно в Старый Крым, а 24 – в Москву. Я пробыл там 6 дней. В отличие прошлому году, когда Москва по пустоте в лавках и во всем – приближалась к 1918 году, ныне она представляет ужасную смесь обжорки с сумасшедшим домом и показательной вивисекционной камерой. Город завален хлебом, булками, печеньем, сухарями; рабочие толпами бродят по рынкам, сбывая охапки своих батонов по 80 копеек за штуку; они также продают мясо, рыбу, сахар, воблу и все, чем напихивают их в закрытых распределителях. У торговок молоком высятся до второго этажа пирамиды бутылок, взятых в обмен на молоко. Коммерческие магазины продают икру, сыры, колбасу, осетрину; цены страшные, но магазины полны. На подоконниках (с улицы) валяются фунты недогрызанного хлеба, корок и прочего. Город полон крыс, кошек и собак. Выходя рано утром, я то и дело натыкался на дохлых, весьма жирных крыс; кошек же такое изобилие и суета, что я, человек суеверный, не раз возвращался обратно, когда кошки пересекали дорогу. Доги и овчарки (а их тысячи) получают паек: 25 фунтов мяса в месяц и 16 килограммов хлеба. Надо понимать… встречаются новые большие здания, огромные кафе, – все в том же мрачном стиле модернизированных синагог. Толпа страшная. Она жадна, стремительна и слепа. Остальное – при случае. Нина Николаевна около месяца пролежала с воспалением желчного пузыря. Мы временно остановились внутри себя, как часы, положенные в чемодан. А.С.Грин». (8 – 249)
19 июня 1932 г. Н.Н.Грин писала Волошину из Старого Крыма: «Дорогой Максимилиан Александрович, Александр Степанович умирает от рака желудка. Если у Вас в литерат<орском> доме есть любящие его, пусть приедут навестить или напишут ему. Я хочу его развлекать последние дни. О своем положении он не знает. О болезни говорить не любит. Жить ему уже недолго. 10 мес<яцев> легочной болезни его сильно истощили, а это доканывает. Ваша Н.Грин. (8 – 243)
8 июля 1932 г. Скончался Александр Грин.
11 августа 1932 г. Скончался Максимилиан Волошин.
21 августа 1932 г. Н.Н. Грин писала из Старого Крыма в Москву писателю Ивану Алексеевичу Новикову: «...У меня всё еще ощущение, что Александр Степанович не умер, что я делаю для него, как зимой. Да и Макс Волошин туда же ушел. Как им пришлось обоим в одно лето. И страшное у меня появилось ощущение, когда я услышала о смерти Максимилиана Волошина Александру Степановичу будет там не так тоскливо». (5 – 244)
10 октября 1932 г. В рижской газете «Сегодня» № 280 опубликована статья Александра Амфитеатрова «О смертях нелепых, скоропостижных и самоубийствах» сообщается о кончине Саши Черного, Александра Грина, Максимилиана Волошина. (9 – 528).
Литература:
|
