Как-то Александра Степановича Грина спросили «о наилучшем, по его мнению, способе литературного изложения», он ответил: «Ставьте своих героев в самые трудные и замысловатые положения, а потом заставляйте их выкарабкиваться».¹

Героям истории создания музеев А.Грина в Старом Крыму и в Феодосии пришлось выбираться из таких сложных ситуаций, какие вряд ли выпадали на долю других музеев. И надо отдать должное тем участникам событий, которые, преодолев немыслимые препятствия, выстояли и победили. Это, прежде всего, вдова писателя Нина Николаевна Грин, создатели экспозиции музея: Геннадий Иванович Золотухин (Берестовский), его жена Нелли Федоровна Браницкая и художник-оформитель, заслуженный деятель искусств РСФСР Савва Григорьевич Бродский. А еще большая благодарность коллегам-музейщикам, которые в те трудные дни и годы всегда были рядом, поддерживая советом и делом.

Первоначально мысль увековечить память А.Грина появилась у его вдовы. В 1934 году она организовала мемориальную комнату в небольшом домике в Старом Крыму, в котором писатель провел свой последний месяц жизни (1932). В 1940 году Н.Грин обратилась с просьбой в Наркомпрос РСФСР и в Союз писателей СССР предоставить средства для открытия дома-музея Грина. Тогда же получила разрешение из Совнаркома на открытие музея, но без финансовой поддержки, а Наркомпрос определил дату открытия: 1942 год, к 10-летию со дня смерти писателя. Но война, годы лагерного заключения Н.Грин² не дали осуществить задуманное. Только после освобождения Нина Николаевна вплотную занялась вопросом восстановления домика, который, за время ее отсутствия, первый секретарь Старокрымского райкома партии Л.С.Иванов превратил в курятник. В течение нескольких лет Н.Грин пришлось вести упорную борьбу. Она обращалась в различные инстанции, писала бесчисленное количество писем, ездила на приемы, добиваясь отмены абсурдных постановлений. Например, одно из решений Старокрымского райкома и райисполкома звучало так: «восстановить домик Грина, увеличив его в длину; прикрепить на стене мемориальную доску; сделать в нем библиотеку или другое культурное учреждение, или поселить знатного инвалида».³

Наконец, 27 февраля 1960 года Нина Николаевна получила ордер и ключи от домика. В конце мая она оформила мемориальную комнату, а 23 августа организовала торжественное открытие Дома-музея Грина, на котором среди приглашенных были писатель Николай Иванович Дубов, ответственный секретарь Московского отделения СП Виктор Николаевич Ильин и литературовед Виктор Андроникович Мануйлов. «С июля этого года, − писала Нина Николаевна гриноведу из Кирова Нине Петровне Изергиной 27 декабря 1960 г., − открыт домик Александра Степановича. Он еще не музей, не имеет никаких официальных обозначений. Просто − домик А.С.Грина. В него приезжают очень, очень многие почитатели Александра Степановича».⁴ Этот «просто домик» принял за лето 1960 года две тысячи посетителей.

18 марта 1964 года он стал филиалом Феодосийского краеведческого музея. Но только документально, потому как никакой финансовой поддержки не имел (хотя Н.Грин было известно о выделении двух штатных единиц для домика, но зарплату она так ни разу не получила). А между тем у Нины Николаевны «…бывали дни, когда число посетителей достигало четырехсот человек в день», и за семь лет «в нем побывало более семидесяти тысяч».⁵

Узнав о намечающемся создании музея А.Грина в Феодосии, Нина Николаевна писала: «Организацию музея А.С.Грина в Феодосии… я могу только приветствовать. Со своей стороны я окажу возможную помощь…».⁶ − «Но, думается мне, прежде чем организовывать второй филиал краеведческого… не помешало бы поставить на материальное содержание…»⁷ уже существующий домик, и предлагала дом Грина в Старом Крыму сделать филиалом (музеем-квартирой) организующегося литературного музея Грина в Феодосии.⁸ Тревога Н.Грин не была лишена оснований. По рекомендации секретариата Крымского обкома КПУ для того, чтобы отвлечь внимание от Старого Крыма, проблема, связанная с увековечением памяти Грина, была перенесена в Феодосию.⁹

Взволновались общественность, почитатели, литераторы. В журнале «Юность», 1967, № 7 появилась статья писателя Виктора Шкловского «Тропа в Старый Крым». В ней, в частности, говорилось: «Сколько было написано по поводу попыток закрыть музей в Старом Крыму... Сколько писал об этом Константин Паустовский! Это… длинная история, не делающая славы нескольким руководящим товарищам из Старого Крыма и Феодосии… Люди, которые поставлены руководить городом, − не читали Грина» и они «не должны брать на себя нелегкий труд определения, как должны ходить люди по Крыму. …Бюрократическая мания… принимать народную любовь за беспорядок должна быть прекращена». В.Шкловский выразил надежду, что министерство культуры «не даст перекопать тропу, которая ведет в Старый Крым…».

В сложившейся ситуации большой удачей было то, что создание музея Грина в Феодосии было поручено Геннадию Ивановичу Золотухину (тогда Берестовскому), который, имея должность чиновника (старший инспектор по музеям и охране памятников Управления культуры Крымоблисполкома), не был чиновником в душе. Он сам давно вынашивал мечту о создании музея Грина. При этом справедливо полагал, что если всем великим классикам создан не один музей, то и Грин заслуживает, чтобы были созданы музеи или установлены мемориальные доски во всех местах, где жил или бывал писатель.

В фондах музея А.С.Грина сохранился черновик письма Г.И.Золотухина, написанного приблизительно в апреле 1970 года (письмо не имеет окончания и даты) и адресованного волгоградскому журналисту Ефиму Иосифовичу Гринину, который впервые предлагаем читателям: «…В том же году [1960 − Л.К.] обстоятельства столкнули меня непосредственно с проблемой увековечивания памяти А.С.Грина в Крыму. Творчество Грина я знал давно, еще 16-летним парнем я прочитал «Бегущую по волнам». С 1960 г. Грин вошел в мое сердце навсегда. С этого времени меня стала преследовать мечта о создании музея Грина. С этого времени и началась изнурительная борьба за эту мечту. К сожалению, до 1965 г. я вел эту борьбу один. Но уже к 1963 г. я собрал большой материал: изготовил все фотографии Грина на самом хорошем техническом уровне и т.д. Написал первый план-проспект.

В конце 1964 г. я впервые встретил Нелли. Знакомство наше состоялось «на почве любви к Грину». Судьба мне подарила человека, близкого мне во всем и все понимающего.

В 1966 г. (летом) возникла возможность создания музея Грина в Феодосии. Мечта моя, казалось, получила права. Но по разным причинам я не мог выехать в Феодосию и там работать. И в то же время я прекрасно сознавал, что там должен работать человек бесстрашный, честный, принципиальный, умный, со вкусом и с полуслова понимающий все мои мысли. Таким человеком могла быть только Нелли. С большими трудностями мне удалось добиться назначения Нелли научным работником в Феодосийский краеведческий музей (до этого она работала в Бахчисарайском историко-археологическом музее). Нелли знала уже музейное дело.

Приказом по Управлению культуры ей и мне была поручена работа по организации музея А.С.Грина.

Я сразу передал в музей собранные мною экспонаты (около 300), они послужили основой фондов и экспозиции.

С осени 1966 г. началась история тяжелейшей борьбы за музей Грина. Поверьте мне, − это целая эпопея. Яростными, воинствующими противниками стало руководство Феодосийского горисполкома и горкома. С одной стороны, обком, облисполком, Управление культуры, Министерство культуры УССР были за музей Грина, но с другой стороны, − не было ни одного официального документа, на основе которого следовало бы создавать музей Грина, т.е. не было ни юридической, ни материальной базы. Горисполком это хорошо учел и сразу начал искать такие выходы, которые раз и навсегда похоронили бы идею создания в Феодосии музея Грина.

В сентябре 1966 г. Феодосийский горисполком в лице его председателя Вершкова¹⁰ принял решение о сносе дома, где должен был быть музей, и где Грин жил в 1924−29 г., и где была написана «Бегущая по волнам». Это был один из самых драматичных моментов в жизни музея Грина. Речь шла о его смерти.

Вершкову удалось убедить одного из секретарей по пропаганде в обкоме, который и до сего дня остался противником Грина, музея и нас, наше Управление культуры (начальство) о сносе дома Грина. Судьба была предрешена, ее решение было дело нескольких дней.

Я не боюсь преувеличения: но, поверьте, мы совершили невероятное, именно мы. Не буду рассказывать обо всей истории. Факт: в Феодосию поступило высочайшее указание: запретить снос дома Грина.

В горисполкоме и горкоме это привело всех в ярость. С этого времени я и Нелли стали личными врагами феодосийских руководителей, т.к. они знали, что это − дело наших рук. Они отступили, но не забыли и стали вести скрытую борьбу и против музея Грина и лично против нас, особенно против Нелли. Но они хорошо понимали, что без юридического документа авторитетного областного органа создание музея Грина затея бесполезная. К счастью, Нелли познакомилась с первым заместителем председателя Крымского облисполкома Моисеевым Николаем Андреевичем. Благодаря этому человеку было принято решение Крымского облисполкома 10 ноября 1966 г. о создании музея Грина, как отдела Феодосийского краеведческого музея. Этот документ дал жизнь музею Грина.

Но этот документ снова вызвал приступы злобы и ненависти. Ненависть к нам возрастала с каждым днем. Руководство горисполкома делало все возможное, чтобы сорвать, затормозить, осложнить работу по созданию музея Грина.

Самой острой проблемой было отселение жильцов из дома Грина. Нужно было отселить три семьи. Горисполком соглашался только на две. Мы пошли на это, но предложили освободить те именно две квартиры, где при Грине была спальня (там написана «Бегущая по волнам») и мемориальный рабочий кабинет писателя. Горисполком решил по-своему: переселил жильцов из первой и третьей квартир и оставил жить других во второй. Этим музей был поставлен в тяжелые условия. Он лишался главного − уникального мемориального рабочего кабинета. Дальше становилось все хуже и хуже. Мы все равно добились, вызвав комиссию Министерства культуры УССР, освобождения мемориального рабочего кабинета в конце 1968 г. добились самого трудного − возможности для Бродского заказа на оформление музея Грина.

…Я на целое лето и осень 1969 г. был отправлен в Феодосию и возглавил (правда, в единственном числе, без какого-либо штата) всю работу по обеспечению создания и оформления экспозиции.

Поверьте, июнь − август превратился для меня в ад. Я сейчас удивляюсь, как это удалось все вынести и осуществить. Краеведческий музей был лишен руководства, временно руководил музеем очень старый, больной человек, научный работник,¹¹ всего /неразб./. Мне пришлось самому непосредственно заниматься хозяйством, от гвоздей до досок. Нужно было достать около 500 метров сизальского (африканского каната − морского), десятки морских приборов, старинных вещей и около 10 кубометров (несколько машин) сухих сосновых досок для отделочных работ под мореный дуб. Все это пришлось мне самому отбирать, грузить и отправлять, и сопровождать. … Я выступал один в роли зав. фондами, научного работника, экспозиционера.

В силу разных обстоятельств, Бродский и его бригада уехали в конце августа из Феодосии, не завершив 50% работы по монтажу экспозиции (создан был только интерьер и часть экспозиции). И мне самому пришлось (без Бродского) завершить все работы, которые были закончены только в конце марта 1970 г.

Музей получился прекрасным, хотя его экспозиция может стать намного лучше, интереснее и богаче.

Министр культуры УССР был в музее в августе и пришел в восторг. По всем признакам дело шло к хорошей развязке. Если музей получит высокую оценку, то, естественно, решится и наша судьба с Нелли, т.е. меня переведут работать в музей Грина, а ей дадут квартиру, за труды, как говорится.

Но в конце 1969 г. происходит роковое. Поясню. Музеи у нас, в т.ч. и филиалы создаются только решением Совета Министров союзной республики. Музей Грина в 1966−69 гг. создавался без решения Совета Министров. Почему? В облисполкоме у нас считали, что надо вначале создать основу (фонды, экспозицию) музея, а потом уж ставить перед Советом Министров вопрос о создании музея Грина. Мин. культуры также было на такой точке зрения. Когда же осенью 1969 г. были направлены документы в Совмин на утверждение музея Грина, как самостоятельного или как филиала, то реакция для всех оказалась неожиданной. Совет Министров отказался утверждать музей вообще. Причина: новое отношение к Грину, вернее, возвращение к отношению в 1950-53 гг. к Грину, когда он был объявлен космополитом. Вы скажете: абсурд. К сожалению, я не могу вам всего написать. Скажу одно, доказывать в Совете Министров, что такое Грин, его романтика для воспитания молодежи − вещь безнадежная.

Но музей создан, затрачены средства, о нем стало известно во всей стране. Закрыть нельзя. Совет Министров все перепоручил Министерству культуры. Ну и музей Грина теперь существует как один из разделов краеведческого музея, который будут обслуживать ст. научный работник, два научных работника и два смотрителя.

В мае¹² будет открытие музея для массового посещения, но сугубо в городском масштабе, без Москвы, Киева.

Вот теперь-то руководители Феодосийского горкома и горисполкома взяли реванш и перешли в свое последнее наступление, тем более, что они были на приеме у зам. председателя Совета Министров тов. Тронько, который отчитал их за то, что «они создали музей какому-то космополиту Грину».

Вы можете представить себе их состояние: они были яростными противниками музея Грина, сопротивлялись всеми силами, а теперь их еще обвиняют. Куда и против кого должна быть направлена вся ненависть, конечно, к главным виновникам − нам (Бродскому они в конце лета уже устроили баню). И они поставили перед собой цель:

1. Не допустить к работе в музей Грина меня, т.е. все сделать, чтобы меня не переводили.

2. Создать невыносимые условия работы для Нелли и заставить ее оставить работу.

3. Назначить в музей своих преданных людей, беспрекословно подчиняющихся. В этом их поддержал секретарь обкома по идеологии.

Началась цепь предательств, отступничества. В Симферополе и в Киеве (Министерство культуры) нас решили принести в жертву, чтобы бросить кость взбесившимся собакам. Почему? Да потому, что в деле организации музея оказалось много замешено ответственных работников. А раз изменилось отношение к Грину в верхах, следовательно, каждый, сознавая степень своего участия, стал дрожать за собственную шкуру, вернее за место…».

9 июля 1970 г. состоялось открытие Феодосийского музея А.С.Грина как отдела краеведческого музея, в состав которого вошел Дом-музей Грина в Старом Крыму, официально признанный 8 июля 1971 г.

16 июня 1978 г. музей получил самостоятельность и стал именоваться: Феодосийский литературно-мемориальный музей А.С.Грина.

Создав замечательный музей и проработав в нем всего четыре года, Г.И.Золотухин все же был вынужден покинуть Феодосию. Впоследствии он в течение 21 года был директором музея-заповедника А.С.Пушкина в Болдино, полностью восстановил полуразрушенную святыню. За свою подвижническую деятельность Геннадий Иванович был удостоен звания заслуженного работника культуры России, был награжден юбилейной серебряной медалью Александра Пушкина и стал лауреатом Пушкинской премии. Передав пост директора молодому преемнику, Геннадий Иванович продолжал работать в музее до самого своего последнего дня. В ночь на 2 августа 2008 года на 78 году жизни перестало биться сердце достойного сына Отечества – Геннадия Ивановича Золотухина.

Незадолго до кончины Геннадий Иванович передал в музей Грина, с которым никогда не прерывал связи, ценные материалы из личной коллекции.