В Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве хранятся два письма художника Леонида Андреевича Зильберштейна (1883-1962), адресованные Нине Николаевне Грин. В одном из них, от 10 сентября 1961 года, он описал три встречи с Александром Степановичем Грином.

Ученик Ильи Репина, выпускник Петербургской Академии художеств, Леонид Зильберштейн известен как живописец-пейзажист и прекрасный портретист-график, мастер журнальной и газетной иллюстрации. Им создана целая галерея портретов выдающихся деятелей науки, литературы и искусства, военных и партийных лидеров, передовиков производства. Его работы находятся во многих центральных музеях, в том числе в Третьяковской галерее.

В фондах Феодосийского музея А.С.Грина есть каталог выставки работ Зильберштейна, изданный в Москве в 1954 году, к его 70-летнему юбилею и 50-летию творческой деятельности. На нем – дарственная надпись: « Хорошая Нина Николаевна, посылаю Вам каталог персональной выставки. В нем Вы можете ознакомиться с тематикой, которой я занимался всю жизнь свою в искусстве. Глубоко уважаю, ценю в Вас хорошего человека. Л.Зильберштейн».

Три вспышки воспоминаний пожилого человека о прошлом — как изящно сделанные наброски кистью, маленькие этюды к портрету. Они так и названы автором: «Вместо портрета». Когда-то Грин отказался позировать знаменитому портретисту, дав понять: «Мне этого не нужно…». И художник понял его.

К сожалению, Леонид Андреевич не указал даты встреч с Грином. Но, судя по тому, что две из них произошли в редакции журнала «Огонек», можно определить время описываемых событий: вторая половина 20-х годов. В качестве приложения к журналу с 1925 года стали выпускаться маленькие книжки библиотечки «Огонек». В этой серии с 1927 по 1929 гг. вышло несколько книг Грина.

Предлагаемые вашему вниманию воспоминания публикуются впервые.

Лариса Ковтун       
старший научный работник Феодосийского музея Александра Грина    

ВМЕСТО ПОРТРЕТА

Одна из моих встреч с чудесным Александром Степановичем мне ярко запомнилась.

Это было в редакции «Огонек», куда он пришел по приглашению зам.редактора Ефима Зозули (редактором был Михаил Ефимович Кольцов).

Когда Александр Степанович уходил, я только что пришел к Е.Д.Зозуле, и он просил меня догнать не успевшего уйти Александра Степановича, попросить его мне позировать для портрета, который он хочет поместить на обложку его книжечки.

Я немедленно это сделал. Я его любил как человека и писателя. Он спокойно и внимательно выслушал просьбу. Глубоко и внимательно посмотрел на меня, потом ласково махнул рукой и не прощаясь, по своему обыкновению, ушел.

Сначала я не понял, но потом увидел этот жест фантазера, философа А<лександра> С<тепановича>, которого я знал и понимал: «Мне этого не нужно, об этом не стоит говорить».

Таких людей и многие другие видели не много. Я преклоняюсь перед его памятью.>

Было около полуночи. Я возвращался домой из театра В.Ф.Комиссаржевской. На Казанской улице (у Невского проспекта), по другую сторону мостовой, около ресторана «Доминик», под ярким светом входной двери в ресторан стояла, наклонившись, знакомая фигура. Это был Александр Степанович Грин. Я обратился к нему со словами: «Александр Степанович, зачем Вам стоять под дождем? Если хотите стоять, будете стоять у меня в комнате. Я живу за углом, ул.Гоголя, бывшая Малая Морская, против ресторана «Вена».

Он помолчал. Потом взял меня под руку и сказал: «Ну что же, пойдем». Мы отправились. У меня был ключ от двери, и мы, никого не беспокоя, вошли ко мне. На столе был приготовлен обычный ужин: стакан какао в термосе, французская булка, разрезанная вдоль, смазанная маслом, и вдоль нее плитка шоколада «Каlе». Это был мой обычный домашний ужин и точно такой же завтрак перед уходом в Академию художеств.

Я предложил Александру Степановичу съесть мой ужин, так как я сыт. Он отказался и сказал: «Я это оставлю на утро и утром, перед уходом, позавтракаю».

У меня была высокая кровать с двумя матрасами. Я предложил ему кровать. Он настоял снять один матрас и одну подушку и лег спать. Он моментально заснул. С улыбкой пятилетнего ребенка.

Утром, в 8 часов, когда зазвонил будильник, его уже не было. Съев завтрак, он ушел не прощаясь. При ближайшей встрече он тепло, ласково улыбнулся и пожал мне руку. Никаких слов не было сказано.

Еще одна из хороших встреч была у меня в редакции «Огонек» с А<лександром> Ст<епановичем>. Я сидел в одной из комнат близ кабинета редактора Михаила Ефимовича Кольцова.

Вдруг дверь редактора с шумом распахнулась, и оттуда буквально выскочил М.Е.Кольцов. Оглянулся и спросил у сидящих, где А.С.Грин: «Мне говорили, что он в редакции». Не видя его, он сделал несколько шагов вправо и влево. Потом хлопнул себя по лбу и громко, ни к кому не обращаясь, сказал: «Он, наверно, у Е.Д.Зозули». И прошел к нему.

Минут через двадцать он вышел от Е.Д.Зозули и с радостью поделился: «Какое счастье, когда человеку так повезет увидеть хорошего человека, женщину, его жену, которая сумеет создать такому чудесному писателю хорошую, спокойную обстановку и дать ему новый импульс к жизни.

Чудесная у него жена, и хороша его жизнь сейчас. Как я рад за него, как за самого себя».

Я любил своего товарища М.Е.Кольцова и очень верил его авторитету, и был рад его высказыванию… Оно еще больше закрепляло мое отношение к писателю А.С.Грину.

Приветствую и глубоко уважаю Вас, Нина Николаевна.

Л.Зильберштейн