В Российском государственном
архиве литературы и искусства в Москве
хранятся два письма художника Леонида
Андреевича Зильберштейна (1883-1962),
адресованные Нине Николаевне Грин. В
одном из них, от 10 сентября 1961 года, он
описал три встречи с Александром
Степановичем Грином.
Ученик Ильи Репина, выпускник
Петербургской Академии художеств,
Леонид Зильберштейн известен как
живописец-пейзажист и прекрасный
портретист-график, мастер журнальной
и газетной иллюстрации. Им создана целая
галерея портретов выдающихся деятелей
науки, литературы и искусства, военных
и партийных лидеров, передовиков
производства. Его работы находятся во
многих центральных музеях, в том числе
в Третьяковской галерее.
В фондах Феодосийского
музея А.С.Грина есть каталог выставки
работ Зильберштейна, изданный в Москве
в 1954 году, к его 70-летнему юбилею и
50-летию творческой деятельности. На
нем – дарственная надпись: « Хорошая
Нина Николаевна, посылаю Вам каталог
персональной выставки. В нем Вы можете
ознакомиться с тематикой, которой я
занимался всю жизнь свою в искусстве.
Глубоко уважаю, ценю в Вас хорошего
человека. Л.Зильберштейн».
Три вспышки воспоминаний
пожилого человека о прошлом — как изящно
сделанные наброски кистью, маленькие
этюды к портрету. Они так и названы
автором: «Вместо портрета». Когда-то
Грин отказался позировать знаменитому
портретисту, дав понять: «Мне этого не
нужно…». И художник понял его.
К сожалению, Леонид
Андреевич не указал даты встреч с Грином.
Но, судя по тому, что две из них произошли
в редакции журнала «Огонек», можно
определить время описываемых событий:
вторая половина 20-х годов. В качестве
приложения к журналу с 1925 года стали
выпускаться маленькие книжки библиотечки
«Огонек». В этой серии с 1927 по 1929 гг.
вышло несколько книг Грина.
Предлагаемые вашему вниманию
воспоминания публикуются впервые.
Лариса Ковтун
старший научный работник Феодосийского музея Александра Грина
ВМЕСТО ПОРТРЕТА
Одна из моих
встреч с чудесным Александром Степановичем
мне ярко запомнилась.
Это было в редакции «Огонек»,
куда он пришел по приглашению зам.редактора
Ефима Зозули (редактором был Михаил
Ефимович Кольцов).
Когда Александр Степанович
уходил, я только что пришел к Е.Д.Зозуле,
и он просил меня догнать не успевшего
уйти Александра Степановича, попросить
его мне позировать для портрета, который
он хочет поместить на обложку его
книжечки.
Я немедленно это сделал. Я
его любил как человека и писателя. Он
спокойно и внимательно выслушал просьбу.
Глубоко и внимательно посмотрел на
меня, потом ласково махнул рукой и не
прощаясь, по своему обыкновению, ушел.
Сначала я не понял, но потом
увидел этот жест фантазера, философа
А<лександра> С<тепановича>, которого
я знал и понимал: «Мне этого не нужно,
об этом не стоит говорить».
Таких людей и многие другие
видели не много. Я преклоняюсь перед
его памятью.>
Было около полуночи. Я возвращался
домой из театра В.Ф.Комиссаржевской. На
Казанской улице (у Невского проспекта),
по другую сторону мостовой, около
ресторана «Доминик», под ярким светом
входной двери в ресторан стояла,
наклонившись, знакомая фигура. Это был
Александр Степанович Грин. Я обратился
к нему со словами: «Александр Степанович,
зачем Вам стоять под дождем? Если хотите
стоять, будете стоять у меня в комнате.
Я живу за углом, ул.Гоголя, бывшая Малая
Морская, против ресторана «Вена».
Он помолчал. Потом взял
меня под руку и сказал: «Ну что же,
пойдем». Мы отправились. У меня был ключ
от двери, и мы, никого не беспокоя, вошли
ко мне. На столе был приготовлен обычный
ужин: стакан какао в термосе, французская
булка, разрезанная вдоль, смазанная
маслом, и вдоль нее плитка шоколада
«Каlе». Это был мой обычный
домашний ужин и точно такой же завтрак
перед уходом в Академию художеств.
Я предложил Александру
Степановичу съесть мой ужин, так как я
сыт. Он отказался и сказал: «Я это оставлю
на утро и утром, перед уходом, позавтракаю».
У меня была высокая кровать
с двумя матрасами. Я предложил ему
кровать. Он настоял снять один матрас
и одну подушку и лег спать. Он моментально
заснул. С улыбкой пятилетнего ребенка.
Утром, в 8 часов, когда зазвонил
будильник, его уже не было. Съев завтрак,
он ушел не прощаясь. При ближайшей
встрече он тепло, ласково улыбнулся и
пожал мне руку. Никаких слов не было
сказано.
Еще одна из хороших встреч
была у меня в редакции «Огонек» с
А<лександром> Ст<епановичем>. Я
сидел в одной из комнат близ кабинета
редактора Михаила Ефимовича Кольцова.
Вдруг дверь редактора с шумом
распахнулась, и оттуда буквально выскочил
М.Е.Кольцов. Оглянулся и спросил у
сидящих, где А.С.Грин: «Мне говорили, что
он в редакции». Не видя его, он сделал
несколько шагов вправо и влево. Потом
хлопнул себя по лбу и громко, ни к кому
не обращаясь, сказал: «Он, наверно, у
Е.Д.Зозули». И прошел к нему.
Минут через двадцать он вышел
от Е.Д.Зозули и с радостью поделился:
«Какое счастье, когда человеку так
повезет увидеть хорошего человека,
женщину, его жену, которая сумеет создать
такому чудесному писателю хорошую,
спокойную обстановку и дать ему новый
импульс к жизни.
Чудесная у него жена, и хороша
его жизнь сейчас. Как я рад за него, как
за самого себя».
Я любил своего товарища
М.Е.Кольцова и очень верил его авторитету,
и был рад его высказыванию… Оно еще
больше закрепляло мое отношение к
писателю А.С.Грину.
Приветствую и глубоко уважаю
Вас, Нина Николаевна.
Л.Зильберштейн
|