Весной 1909 года вышел в свет рассказ «Остров Рено». Он явил миру Александра Грина как писателя-романтика, открыл для нас страну Гринландию. Здесь впервые ярко проявился дар уникального гриновского воображения.

Обращение Грина к романтизму вызвало неоднозначное отношение критики. Одни упрекали его в плагиате, уходе от действительности. Другие, как Лев Войтоловский, увидели за внешней гриновской экзотикой «точные приметы писателя, по которым сразу узнаешь его лицо. Ибо это лицо неподдельного таланта». Тогда же критик Аркадий Горнфельд писал о Грине: «в этой, конечно, абстрактной форме ему легче найти – то есть высказать то, чего он ищет. С виду он бытовик, за бытовыми красками гонится с настойчивостью, которая подчас слишком заметна. Но этим он только оттеняет, что быт для него весьма второстепенное дело; слишком очевидно, что бытовая точность нужна ему исключительно для убедительности, для оправдания его психологической фантастики».

Выбрав в литературе свой собственный путь, Грин будет идти им до конца, восхищая читателей творческими ассоциациями, переплетением романтической и реалистической стихий, психологизмом. Пройдут годы, и уникальность его творчества станет неоспоримой. «Наличие в русской литературе такого писателя, как Грин, феноменально,  скажет Юрий Олеша в своем мемуарном очерке Писатель-уник. И то, что он именно русский писатель, дает возможность нам не так уж уступать иностранным критикам, утверждающим, что сюжет, выдумка свойственны только англосаксонской литературе: ведь вот есть же и в нашей литературе писатель, создавший сюжеты настолько оригинальные, что, ища определения степени этой оригинальности, обращаешься мыслью даже к таким обстоятельствам, как, скажем, первозданность движения над нами миров».

Первому романтическому произведению писателя в этом году исполняется 100 лет. В экспозиции Феодосийского музея А.С.Грина представлен «Новый журнал для всех», в котором «Остров Рено» был опубликован впервые. Увидеть реликвию всегда интересно. Это дает возможность соприкоснуться с далью ушедших времен. Но, пожалуй, еще более интересно узнать историю создания самого произведения, рождения его необычного сюжета.

Тайну творческой лаборатории Александра Грина приоткрывает нам в своих воспоминаниях Вера Павловна Калицкая, первая жена писателя. В полном объеме эта часть мемуаров публикуется впервые.

Наталья Яловая    
научный сотрудник Феодосийского музея Александра Грина      

Вера Калицкая

«Остров Рено». С ним связано приятное воспоминание…

В те годы, когда нарастало революционное движение, у читателей пользовались огромным успехом писатели-реалисты, группировавшиеся вокруг журналов левого направления: "Мир Божий", "Русское богатство" или же сотрудничавшие в сборниках издательства "Знание", которое возглавлял М.Горький. В них писали, кроме самого Горького, — Скиталец, Бунин, Чириков, Серафимович, Телешов, Юшкевич и другие. Но в эпоху реакции, когда уныние охватило интеллигенцию, вошли в моду писатели, уводившие читателей от общественной жизни в мир эстетики, эротики, мистики и фантастики. Ни эротика, ни мистика, ни эстетика не увлекли Александра Степановича. Его пленяли фантастика и романтизм.

Первым рассказом, в котором Грин заявил себя романтиком, был "Остров Рено". Самое название уже указывает на влияние Федора Сологуба.

В быту Ф.К.Сологуб и А.С.Грин не выносили друг друга. В разное время мне довелось выслушать от них очень резкие отзывы друг о друге. Но как писателя Грин высоко ценил Федора Сологуба, и это сказывалось на его произведениях.

Помню, как однажды, возвращаясь домой, Александр Степанович купил какой-то "тонкий" журнальчик, кажется "Всемирную панораму" и, едучи на империале конки, прочел там стихи Сологуба: "Люблю блуждать я над трясиной дрожащим огоньком…".

Дома, вечером, Александр Степанович ходил по комнате в раздумье, потом на память, отчеканивая каждое слово, сказал последние строки этого стихотворения:

"Судьба дала мне плоть растленную,

Отравленную кровь.

Я возлюбил мечтою пленною

Безумную любовь".

В другой раз, тоже на память, произнес вступление к "Навьим чарам": "Беру кусок жизни грубой и бедной и творю из нее сладостную легенду, ибо я поэт".

У Сологуба страны Ойле и Мейрур, река Лигой и т.д. У Грина — остров Рено, город Зурбаган и прочее. Разница только в том, что у Сологуба страна Ойле — потусторонняя, мистическая, а у Грина — никакой мистики, все его острова и города на земном шаре.

В апреле 1909 года в "Новом журнале для всех" был напечатан рассказ "Остров Рено". Рассказ этот имел успех. С ним связано приятное воспоминание. Вскоре после выхода номера журнала с рассказом, Александр Степанович зашел за мной в лабораторию, и едва мы успели выйти на улицу, как он вытащил из кармана открытку и дал мне ее прочесть. Письмо было от Анатолия Каменского. В нем писатель восторженно отзывался об "Острове Рено". Радостна была и высокая оценка, высказанная Каменским, и ощущение доброты и справедливости, сквозившее в письме; далеко не всегда писатели так щедро оценивают друг друга.

Довольно долгое время спустя после того, как был напечатан "Остров Рено", Грин очень удивил меня, сказав, что написал этот рассказ под влиянием одной моей фантазии. Он напомнил мне, как я ему рассказала сон, из которого собиралась сделать фантастическую повесть. Снилось мне, приблизительно, следующее: раннее утро, росистый рассвет; на лугу, около опушки, недалеко от дачного поселка, лежит огромное, непохожее ни на одного из земных обитателей, чудовище. Оно упало с другой планеты. Чудовище страшно своей величиной и необычайностью, но в то же время оно и жалко, так как плохо чувствует себя в нашей обстановке. Днем его, конечно, найдут люди, но что произойдет из этого, я не знала и вскоре всю эту затею бросила и забыла.

Между этим сном-фантазией и фабулой "Острова Рено" нет ничего общего. Поэтому мне захотелось проверить, правильно ли я поняла Грина. Когда осенью 1927 года мы с Александром Степановичем подробно вспоминали его жизнь, чтобы проверить канву биографии, составленную мною, я спросила, не обманывает ли меня память насчет того, что моя фантазия о чудовище с другой планеты послужила косвенной причиной написания "Острова Рено". Грин живо подтвердил, что так оно и было. Но, к сожалению, я не расспросила, какая зависимость была между моей простенькой фантазией и его ярким рассказом. Я была увлечена проверкой фактов его биографии. Мысль, что Александр Степанович может быть недолговечным, мне и в голову не приходила.

Вспоминая об этом теперь, я могу объяснить эту зависимость только так: в химии известно такое явление: в стакане находится жидкость, называемая "насыщенным раствором", например, вода, в которой растворено так много соли, что при прибавке соли это новое количество уже не растворяется. Раствор прозрачный, соли в нем не видно. Но достаточно бывает провести вдоль стенок стакана стеклянной палочкой, как жидкость в одно мгновенье застывает в виде массы кристаллов, сразу в ней обнаружившихся. Трение палочки о стенки стакана дало толчок к завершению назревшего процесса кристаллизации.

Нечто подобное произошло и с написанием "Острова Рено". Мысли-мечты о том, что надо бы написать захватывающий рассказ о стране и людях, непохожих на повседневных будничных людей, давно зрели в душе Грина. Но нужен был какой-то незначительный толчок, вроде трения стеклянной палочки о стенки стакана, чтобы выявить, бродившие в сфере фантазии, картины и образы.